Автор: Перед вами текст изложения по русскому языку «Нянька». Текст предназначен для учеников 10 класса.
Нянька
Шурка болен, и болен серьезно. У него воспаление легких. Вот уже две недели он лежит пластом на своей кроватке, исхудалый, с осунувшимся личиком и лихорадочно блестящими глазами, большими и скорбными, покорно притихший, точно подстреленная птица. Доктор ходит два раза в день, и его добродушное лицо при каждом «посещении» делается все серьезнее, причем губы как-то комично вытягиваются, точно ими он выражает опасное положение.
Все это время Чижик (он служил денщиком у Шуркиного отца, капитана Василия Лузгина, и в обязанность Федоса Чижика вменялось быть нянькаю сына капитана) находился безотлучно при Шурке. Больной требовал, чтобы Чижик был при нем, и рад был, когда денщик давал ему лекарства, улыбался, слушая сказки Чижика. По ночам Чижик дежурил, словно на вахте, на кресле около Шуркиной кровати и не спал, сторожа малейшее движение тревожно спавшего мальчика. А днем Чижик успевал бегать и в аптеку, и по разным делам и мастерил игрушки для своего любимца. И все это делал спокойно и быстро, и при этом лицо его светилось приветливостью, что успокаивало больного.
Обезумевшая от горя и отчаяния мать, сама похудевшая от волнения и недосыпания ночей, только теперь начала узнавать этого бесчувственного матроса, невольно дивясь нежности его натуры, которая обнаружилась в его неустанном уходе за больным.
В тот вечер ветер особенно сильно завывал в трубах. В море было очень свежо, и Мария Ивановна, мать Шурки, подавленная своим горем, сидела в своей спальне. Каждый порыв ветра заставлял ее вздрагивать.
Доктор недавно ушел, серьезнее, чем когда-либо.
— Надо ждать кризиса. Бог даст, мальчик вынесет. Давайте мускус и шампанское. Ваш денщик — отличная сиделка. Пусть он продежурит ночь около больного, а вам следует отдохнуть. Завтра утром буду.
Эти слова доктора невольно восстают в памяти, и слезы льются из материнских глаз. Она шепчет молитвы, крестится… Надежда сменяется отчаянием, отчаяние — надеждой…
Вся в слезах, она прошла в детскую и приблизилась к кроватке.
Федос тотчас встал.
— Сиди, сиди, пожалуйста, — шепнула Лузгина и взглянула на Шурку.
Он был в забытьи и прерывисто дышал. Она приложила руку к его голове. От нее пылало жаром.
— О господи! — прошептала молодая женщина, и слезы снова хлынули из ее глаз.
В слабо освещенной комнате царила тишина.
— Вы бы шли отдохнуть, барыня, — почти шепотом проговорил Федос. — Не беспокойтесь. Я сам справлюсь.
— Ты не спал несколько ночей.
— Нам, матросам, дело привычное. И я даже вовсе спать не хочу… Шли бы, барыня! — мягко повторил он.
И, глядя с сочувствием на отчаяние матери, он прибавил:
—. Барчук на поправку пойдет.
— Ты думаешь?
— Беспременно поправится! Зачем такому мальчику умирать? Ему жить надо.
Он произнес эти слова с такой уверенностью, что надежда снова оживила молодую женщину.
Она посидела еще несколько минут и поднялась.
— Какой ужасный ветер! — произнесла она, когда с улицы снова донесся вой. — Как-то «Копчик» теперь в море? Как ты думаешь?
— «Копчик» и не такую штурму выдерживал, барыня. Будьте обнадежены. Небось взял все рифы и знай покачивается себе, как бочонок…
— Ну, я пойду вздремнуть. Чуть что — разбуди.
— Слушаю-с. Покойной ночи, барыня!
— Спасибо тебе за все! — прошептала она и вышла из комнаты.
А Чижик всю ночь бодрствовал, и, когда на следующее утро Шурка, проснувшись, улыбнулся Чижику и сказал, что ему лучше и что он хочет чаю, Чижик широко перекрестился, поцеловал Шурку и отвернулся, чтобы скрыть подступающие радостные слезы.
