Автор: Перед вами текст изложения по русскому языку «Кузяка». Текст предназначен для учеников 10 класса.
Кузяка
Санаторий, в котором я отдыхал, располагался в ущелье речки Белокурихи, заросшей густым, темным лесом.
Возле речки встречалось множество птиц. Собирались они не столько в лесу, сколько возле домов и санатория.
Шел я однажды лесом, останавливался, кормил пташек орешками, и вдруг из серых осинников возникла и полетела ко мне как бы сорвавшаяся с затухающего костра крупная искра и, пискнув «цари-цари», вцепилась в ладонь коготками, и оказалась птичкой-пополз- нем, которого и в лесу-то, даже в тайге, не часто увидишь, а если увидишь, так никакого внимания не обратишь.
И вот этот лесной хлопотун и труженик уселся на мою руку, вцепился в пальцы коготками и схватил кедровый орешек. «Цири! цори! Цырки-цырки-цырки!» — пропищал поползень, улетая на ближнюю березу. Я понял его так: не уходи, подожди, я сейчас управлюсь с этим орехом и второй возьму.
Сжав кулак, не пускаю к орехам Кузяку — такое имя я придумал поползню. Он вцепился в рукав шубы и сердито долбит по пальцам острым клювом.
— Что же ты дошел до жизни такой, таежник! Побирушкой сделался? Не стыдно?
— «Цырак-цырак-цырк», — оправдывается Кузяка. — Как все, так и я. А ты сам почему в тайгу не лезешь? Ведь тоже таежником был, а в санаторий зачем приехал? Умны все поучать и таежное житье славить, сидя в городской квартире, возле теплой батареи, с магазином рядом.
На другой день, только я вышел к речке, слышу: «Цырк-цырк!» — и вот он, Кузяка, передо мной, с ходу на ладонь, орех в клюв — и пошел работать, пошел носиться туда-сюда. Синицы да гаечки порхают вокруг, восхищаются: «Ах, какой храбрый Кузяка! Ах, какой верный друг! Он и нас орешком не обделит!..»
Прошло несколько дней, и вокруг меня на горной тропе трепыхался уже целый выводок поползней. Верховодил всеми Кузяка. Он садился на камни, на мое плечо, и слышалось его непрестанное «цырк-цырк» — приветствовал он меня или благодарил, может, просто ободрял пернатый народ: не бойтесь, ребята, всех прокормлю. А может, и посмеивался надо мною: «На наш век дураков хватит!»
Однажды я зажал пальцами лапу Кузяки, поймал его, взял в правую руку. Не шевелится, не кричит Кузяка, лишь черные точки глаз нет-нет, да и зажгутся от птичьей ярости. Гневается и боится птица. Подставляю ладонь с орехами. Кузяка все орехи с ладони разбросал — «Цырак-цырак, цыки-цыки-цыки!» — заругался: «Не имеешь морального права меня держать и мучить, раз тебя гуманистом именуют». И я разжал пальцы.
Лети, Кузяка! Живи, милый дружок, сколько можешь и как можешь. От легкого дармового корма не ослабеет ли в тебе птичья сила, не обленишься ли ты без трудов и забот лесных до того, что и детей выводить перестанешь или выведешь таких, что и летать не смогут? Их, вольных птенцов, не около санатория надо заводить, не дармовым хлебом кормить, в лесу их тебе полагается высиживать и растить.
А люди, Кузяка, что же? Люди, они все разные. Подкармливая тебя, многие из них не ведают, что творят, они развлекаются, хотят кого-то любить, ободрить, помочь кому-нибудь.
Помогая тебе, они помогают себе стать лучше и добрее.
