Перед вами текст изложения по русскому языку «Клоун». Текст предназначен для учеников 9 класса.
Клоун
Потоки света слепят глаза и радуют сердце, хочется смеяться, кулаками размазывая слезы по щекам. Нет, я не плачу, просто — так неожиданно много света, я словно захлебываюсь им — да, захлебываюсь светом? С непривычки. Будто бы под громадным куполом цирка не десятки прожекторов, а одно громадное развеселое солнце… И под этим солнцем по ослепительно-желтому манежу, вдоль барьера, идет старый клоун. Идет, полный блаженства, и широкий шаг его замедлен и мягок. Высоко перед собой выбрасываемые руки как бы гребут, раскрывая объятия свету солнца, и клоун щурит глаза и уже не идет, а словно плывет вокруг желтого острова Манеж… Плывет, и с каждым взмахом рук, как шум приближающегося прилива, то мягко и приглушенно, то все усиливая отдельные всплески, звучит над манежем смех. Но клоун не слышит, он один в этом необыкновенном Море Света, и море — только для него. Он ныряет, плещется. И вот плывет вдоль барьера «на спинке», вытянув тонкую шею, высоко, как поплавок, подняв невообразимо красный нос.
Прилив смеха стремительно нарастает и вдруг, взметнувшись высоким валом и как бы ударившись о купол, расплескивается разноголосо, звонко и кольцеобразно по всему цирку. Клоун так испуган, что, «захлебнувшись», идет ко дну.
Вынырнув, оглядывается и только сейчас замечает, что он не один. Оказывается, за ним бесцеремонно наблюдают сотни людей. И, может быть, все они хотят купаться в его Море Света?
Пригнувшись, клоун испуганно и торопливо машет опущенными вниз руками, как бы отгоняя Море Света от барьера. И оно послушно отступает, ярко высветлив только середину манежа. Барьер и зрители за ним остаются в темноте.
И опять, забыв обо всем, плавает, плещется клоун в слепящем сиянии солнца. Но недолго: медленно нарастая, новый вал хохота вдруг обрушивается на клоуна, и он опять панически гребет, размахивает руками, загоняя свет в самый центр манежа. И снова блаженство. И опять хохот. Суматошные всплески рук клоуна, и Море Света превращается в ярко-желтую лужицу среди непроглядного Моря Ночи.
Да это уже и не лужица, а обыкновенное корыто, и в нем, щурясь, плещется счастливый и жадный клоун.
Нет, смех не дает покоя клоуну, он грозит в темноту, вылезает из корыта, подхватывает его и спешит покинуть непроглядно-черный манеж.
Вот он у края манежа, еще два-три шага, и он скроется. Но в этот момент в разноголосых перекатах смеха, там, в черном Море Ночи, раздается жалкий, просящий плач ребенка. Смех мгновенно утихает. Клоун, не сделав и шага, замирает на одной ноге.
Из темноты несется тонкий, зовущий, отчаянный плач. Медленно и как-то робко, держа перед собой на вытянутых руках лохань, клоун смотрит туда, в сторону Моря Ночи, затопившего и манеж, и зрителей. Маска недоумения постепенно сменяется озабоченностью, беспокойством, тревогой. И в тот момент, когда крик ребенка становится особенно жалостлив, клоун словно бы спохватившись, опомнившись, радостно и как-то облегченно, совсем не «по-клоунски» смеется.
Смеется и, широко размахнувшись лоханью, выплескивает в ночь все, что осталось в ней. И зритель ахает, ослепленный щедро расплеснувшейся волной, высоченной, поднявшейся под самый купол и обрушившейся на них Морем Света. Они слышат радостный смех и уже не могут понять — смеется ли это только что рыдавший ребенок или так по- детски счастлив старый клоун…