Автор: Перед вами текст изложения по русскому языку «Цветет черешня». Текст предназначен для учеников 9 класса.
Цветет черешня
Михайловское я навестил в позапрошлом году, в конце августа, мокрым и еще безлюдным утром.
Лениво перечирикивались воробьи. Ветви яблонь, если б не уйма подпор, так PI полегли бы на траву. Запах флоксов, которых на усадьбе, по обе стороны дороги, было неестественно много, упирался в пасмурное небо. Густой, приторный, даже какой-то нахальный…
Этот беспощадно щедрый, не очень продуманный флоксовый запах вспомнился мне в Пятигорске, у дома, в котором прошли последние дни нашей другой любви, другого друга, мудрого и сердечного.
Почему же вспомнился?
Потому что там, у низенького белого домика, под солнцем юга цвела старая черешня. Скромно и очень нежно.
Счастливо, не наивно верится, что она — та самая, одна из тех самых, о которых было когда-то здесь, в этом домике, написано:
«Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками».
Снова прикасаешься душой к тем чувствам, которые подымали и очищали ее в родном доме Толстого, у хаты, в которой родился Купала, на горе, где могила Шевченко, в лесу, неслышно наполненном песней Мицкевича…
Письменный стол, на зеленом сукно которого, как на траве, отдыхали быстрые и неутомимые руки, что здесь вот, при помощи гусиного пера, увековечили на бумаге «Тамань» и «Выхожу один я на дорогу…».
Здесь, у этого стола, я задрожал душой, живо; до слез прочувствованно вспомнил окруженный деревьями серый домик Родионовны и слова — золотом па мраморе:
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!..
Слова, полные той высокой нежности, на которую способны только настоящие сила и мужество. Те силы и мужество, та радость жизни и борьбы за человека, тот родник бессмертия, из которого непобедимо струится и разливается морем подлинно русская, подлинно народная и подлинно общечеловеческая поэзия двух гениев.
Пушкин и Лермонтов. Лермонтов и Пушкин. Только подумаешь про одного — в памяти встает другой… Гак оно идёт, без конца повторяется с тех дней, когда ты впервые заглянул в сказочное, чудесное царство их слова»
Особенно сильно и неповторимо чувствуется, это — и я наконец-то знаю — на Кавказе. На том Кавказе, что был их карой, их вдохновением, что стал для одного из них могилой.
О вершины Машука, куда нас взвил на «Волге» веселый таксист, — прямо орлиный кругозор. На живописный Пятигорск, который сотнями белых домов и садиков разбегается по низине. На отдельные горы — Змейку, Верблюд, пятиглавый Бештау, Кинжал и другие, окружающие город зелено-серыми пирамидами. На горный хребет, снежно белеющий на манящем радостном горизонте. Видать и место под горой, где вражеская пуля так дико, непростительно оборвала жизнь того милого Мишеньки, который со слезами на глазах, с ножом в детской руке бросался защищать дворового мужика, избиваемого по приказу любимой хозяйственной бабушки. Того бесконечно обаятельного, родного Михаила Юрьевича, кото-, рому было только двадцать шесть, когда и на его уста легла холодная печать.
Часто говорится, что дело, начатое Пушкиным, продолжил Лермонтов. Утрату Лермонтова судьба компенсировала России Львом Толстым, юность которого и начало творческого пути тоже связаны с Кавказом.
Это — прежде всего — слово о бессмертии поэзии, о величии народа, что рождает поэтов, о красоте земли, что их вдохновляет.
В Пятигорске — и это совершенно естественно — больше всего и думаешь, и чувствуешь об одном из этой великой троицы.
