Автор: Перед вами отличное сочинение по произведению гениального русского драматурга Александра Николаевича Островского «Гроза». В сочинении проведен анализ истории появления этого знакового произведения в русской литературе, а также анализ главных героев и сюжета произведения.
Сочинение МОЯ ОСВЕЖАЮЩАЯ «ГРОЗА».
Созданная за два осенних месяца 1855 года «Гроза», в результате волжских поездок А.Н. Островского, воспринимается каждым поколением по-своему, ее новизна созвучна эпохе, как бы ни были далеки по времени персонажи «Грозы». Никто точно не знает места ее написания — то ли на подмосковной даче в Останкине, то ли в заволжском Щелыкове, но десятки критиков и режиссеров спорили и спорят об этой пьесе, от Добролюбова и Писарева до наших дней.
Феномен «Грозы» пробуждает желание подробнее узнать о ее рождении и театральной судьбе. Островский писал свою Катерину с болью любящего сердца. Существует несколько версий создания этого произведения: версия о любви великого драматурга и актрисы, версия, что трагедия, описанная в «Грозе», навеяна судьбой Александры Клыковой.
Встреча в конце сороковых годов актрисы Малого театра юной Любы Косицкой и молодого драматурга Островского, ни одна пьеса которого не пробила себе дорогу на сцену, была переломной для обоих. Надо было иметь большое мужество, чтобы избрать для бенефиса только что законченную комедию никому неизвестного автора «Не в свои сани не садись», ставшей триумфом и для автора, известного только в литературных салонах, и для актрисы. Из свидетельств современников известно, что даже император одобрил спектакль. Успех пьесы Островский считал заслугой Косицкой.
Осенью 1859 года на квартире у Косицкой Островский читает актерам Малого театра «Грозу». Потрясенные услышанным актеры, туг же распределяют роли. Решение единодушно: Любови Павловне быть первой Катериной на русской сцене. Соглашаясь с мнением С. А. Юрьева, писателя и редактора журнала «Русская мысль», о волжских истоках «Грозы»; можно предположить, что Островский вынашивал свой замысел, ощущая незримое присутствие Косицкой. До беспамятства влюбившись в эту женщину, он пишет ей жаркие, страстные письма. А последствия неизбежны: решительный отказ, который сопровождался уверениями в дружбе, чести, долге, разговорами о маленьких детях Островского, о гражданском браке драматурга. Но главная причина отказа в признаний актрисы: «Я люблю другого». Другой — молодой московский купец, который вскоре довел ее до нищеты, отчаяния и ранней смерти. В одном из последних писем она напишет Островскому, что его дружба и любовь были единственной радостью в ее судьбе. Но это будет много позже.
16 ноября 1859 года. Любовь Павловна будто играла собственную судьбу, перевоплощаясь в юную, трогательную Катерину. Ее жизнь и жизнь Катерины не совпадали полностью, но судьбы актрисы и героини произведения были в чем-то схожи, переплетаясь они связывали жизнь и театр. Черновик рукописи «Грозы» имеет пометки, сделанные Островским: «…сообщено Л.П.». Косицкая рассказывала писателю эпизоды своей жизни, впоследствии включенные в сюжет произведения. Самые светлые черты в характере Катерины были связаны с рассказами Любови Павловны.
На сцене Катерина — Любовь Косицкая – ведет спор со своей свекровью — Марфой Кабановой. Конфликт между Катериной и Кабанихой — суть замысла «Грозы». Островский спрашивает у нас: кто победил в этом поединке? Смерть Катерины — победа или поражение? А как бы поступила свекровь, будь на месте Катерины другая невестка, покладистая, умеющая соблюдать видимость приличия!? Чего хочет Кабанова от невестки, чего добивается? Кабаниха придерживается правил «Домостроя». Тихон воспринимает домостроевскую старину как «кандалы». Кулигин говорит о заведенных домашних порядках в их доме: «Ханжа, сударь, нищих оделяет, а домашних заела совсем». Понимает ли сама свекровь, как тягостна неволя, заведенная ею в доме?
Жизнь есть жизнь и невольно напрашивается вопрос — с кем Кабаниха знается в этом городе? Ответ также прост- это же Дикой! Ему она оказывает определенное расположение… Но не терпит и от него малейшей непочтительности: «Ну, ты не очень-то горло распускай! Ты найди подешевле меня!» —обрывает она буяна. Спохватившись, тот даже прощенья просит. Этот грубиян ее союзник.
Кулигин скажет о таких, как Дикой:
«Жестокие, сударь, нравы в нашем городе, жестокие… В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной, не увидите… А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать…».
Сказанные со сцены, эти слова привлекли внимание цензурного ведомства. Самое удивительное — это реакция цензуры, пристрастному суждению подвергся образ Кабановой. В нем усмотрели пародию на… царя! Островский потратил много сил и слов, пока убедил цензора подписать разрешение на постановку пьесы. Счастье Александра Николаевича и озлобленность его врагов отражали как в зеркале неоднозначную реакцию общества. Великий актер Щепкин негодовал по поводу сцены в овраге и считал, что, девушек-дочерей нельзя пускать на «Грозу». Но, тем не менее, основная цель для противников «Грозы» также как и цензуры — образ Кабанихи. Ее гнев, злоба — во имя господства над другими людьми. Она тиранит людей, но чувствует, что ее самовластью конец приходит, теряется смысл жизни. В масштабах города ее власть не мала — она владеет большим торговым капиталом. Ее образ как бы дает представление и о покойном муже. Нет, он не мог быть похож на Тихона, скорее на Дикого, иначе у кого же училась властвовать Марфа Игнатьевна? Трещит по швам ее семейная “тюрьма”, ломают ее и люди, и обстоятельства. Тревога охватила Кабаниху, не удержать ей власть в своих руках.
Кроме того, вскипает в ней тайное, женское — ревнует она Тихона к его молодой жене. Ссылки на «Домострой» и упреки таят простую зависть одной женщины к другой. Покойный Кабанов в молодости нечасто ласкал жену. А тут еще и Варвара рядом, девушка на выданье. Не упрекнул бы будущий Варварин муж тещу в недостаточной строгости при воспитании дочери! Все в доме Кабановой держится на страхе — пугать и унижать ее философия. Ее ханжество отвратительно. Она скорее суеверна, чем набожна — слишком быстро она переходит от мыслей о Боге к мыслям о житейском. Прямо с бульвара Марфа Игнатьевна едет в молельню, а думает о земном. Суровой угрозой звучит предупреждение: «…чтобы мне вас дожидаться! Знаешь, я не люблю этого».
Но вот в доме появилась Катерина. Совершенно неожиданно для Кабанихи возникла опасность. И она ее чувствует. Почему? Ведь никакого непокорства поначалу Катерина не проявляет. В торговые дела не лезет, на главенство в доме не претендует. Видимо, и в домашние дела не вмешивается. Но почему-то уверена Кабанова, что опасность исходит от Катерины, опасность непоправимая, смертельная. Марфа Игнатьевна не выдерживает, грубит, срывается: «Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли тебя не спрашивают…», «Да я об тебе и говорить-то не хотела, а так, к слову пришлось». Хочу себе представить, что же было до свадьбы Тихона. Несомненно, что невестку выбирала сама Кабаниха. Приданое, видно, взяла немалое. Помните, вышивала Катерина «только по бархату золотом»? Но почему- то Катерина в трудную минуту не ищет спасения у родных. Либо в живых никого нет, либо они все очень далеко. Поэтому и выход один: «В окно выброшусь, в Волгу кинусь». Нигде Островский не указывает возраст Катерины. Но ее мечты, неземные сны говорят о молодости героини. И Варвара замечает:
«Молоду тебя замуж-то отдали, погулять-то тебе в девках не пришлось: вот у тебя сердце-то и не уходилось еще».
На что Катерина отвечает: «И никогда не уходится… такая уж я зародилась горячая».
Кабанову пугает такая горячность Катерины. Мне кажется, они обе чувствуют неизбежность столкновения, открытой схватки. А когда домашняя трагедия завершается гибелью Катерины, побегом Варвары, бунтом Тихона, Кабанова готова проклясть не только память о непокорной невестке, но и собственного сына: «Прокляну, коли пойдешь! Об ней и плакать-то грех!». Злобно, с угрозами признается она в своем бессилии. Все! Конец! Дочь убежала, невестке-самоубийце где-нибудь на краю кладбища выроют могилу. А сын готов пропить последний умишко, чтобы с ним, как с дураком, нянчились. Что же остается Марфе Игнатьевне? Я думаю, выход один: монастырь, одинокая келья. И в этом приговор драматурга Островского всему царству Кабановых и диких. Но это и победа «луча света» над тьмой насилия и бесчеловечности, это утверждение светлого, страдальческого образа Катерины.
Вот и получается, что у Добролюбова и царского цензора совпали взгляды на «Грозу». Они увидели в ней «завуалированный призыв к возмущению…»
